Иван Федорович Бородин.

О жителе поселка Колпны Орловской области Иване Федоровиче Бородине впервые рассказала мне матушка Ирина Кулешова. Помню, я удивилась, узнав, что Иван Федорович одной рукой — вторую он потерял в молодые годы — плотничает, работает в кузнице. И вот наконец довелось встретиться. Бывают люди, с которыми побеседуешь полчаса, а кажется, будто всю жизнь знаком, и говорить с ними легко и приятно. Таков и Иван Федорович. Мы сидели в парке на скамейке, и весенний прохладный ветер перебирал седые волосы моего собеседника.

— Я благодаря маме и батюшке Виктору с детства был воспитан в строгой Православной вере, — рассказывал Иван Федорович. — Когда жил в деревне, то твердо был уверен, что живу по вере, а как перебрался в райцентр, то уже не так ладно у меня все пошло. Со мной в молодости произошел один странный и страшный случай: я видел нечистого. Работал тогда в кузнице. Каждый день по три километра туда и обратно отмеривал, на ходу читал акафисты и дома утреннее и вечернее правило обязательно выполнял. Однажды взял в колхозе лошадь, пароконку, с сестрами Еленой и Марией поехали в лес нарубить орешник. А на меня — вот никогда такого не было — навалились томление, тоска душевная, жить не хотелось. Приехали домой, начали носить орешник во двор. Идет моя сестра с охапкой орешника, а я ей навстречу — и главное, шагов не слышно, иду как тень. Зашла она во двор, а я там орешник складываю. Подивились мы на этот случай, но особого значения ему не придали. Я отогнал лошадей, отправился к соседке, тете Насте, настелить пол в пуньке, давно ей обещал. Там же и переночевал. Утром — а была как раз пятница — тетя Настя спросила:

— Тебе картошку на каком масле жарить, постном или коровьем?

— На каком хочешь, — ответил я.

И тетя Настя пожарила на коровьем. В первый раз я в постный день оскоромился. В нашей семье было заведено строго: лишь только мама отнимала ребенка от груди, среда и пятница становились для нас днями поста. Пришел в кузницу — там со мной случилась беда, отбило два пальца на левой руке. Отвезли меня в больницу, через несколько дней я вернулся домой уже без руки. Лег спать, а у самого на сердце тяжесть невыносимая, скорбь. В двадцать четыре года остался калекой. Тогда я взмолился: Господи Боже мой, ведь я жил праведной жизнью, я столько молился, я так верил в Тебя. Недостоин я видеть Твоих Ангелов, так хоть нечистую силу покажи, если она есть. Только проговорил эти слова, гляжу, за окном темная голова смотрит на меня горящими глазами. Мгновенно, словно тень, проникла в дом, и я почувствовал страшную боль, будто меня живьем рвали на куски. Когда руку отнимали — и то подобной боли не было. Длилось это несколько секунд, больше человеческим силам вытерпеть было бы невозможно. Тень опять скользнула к окну, раздался смех, голова мелькнула уже за окном и исчезла. Я закричал. Мама, сестры подбежали ко мне.

— Что с тобой?

— Меня нечистая сила мучила.

Начали меня кропить святой водой, молились.

Теперь, спустя годы, мне, как я думаю, стал понятен Божий Промысл. Если бы не это несчастье с рукой, я бы непременно женился, а в заботах о семье, детях не смог бы сделать того, что я сделал.

Я знала, что Иван Федорович в поселке Колпна разбил парк на шести гектарах, сам высадил более трех тысяч деревьев, на это у него ушло около двадцати лет; запрудил пруд, а для парка, что в центре поселка, выковал великолепную кружевную арку, провел воду на кладбище — да мало ли еще добрых дел на его счету. Перечислять и то долго, а уж делать…

— Парк, пруд — это ерунда, — говорит Иван Федорович, — итог моей жизни то, что я открыл три храма в нашем Колпнянском районе. Мне многие помогают. Благодаря спонсорской помощи я из Москвы привез всю церковную утварь, закупили кирпич для нового храма, теперь ищу мастеров.

Но еще одно важное дело должен закончить Иван Федорович Бородин: он хлопочет о причислении иеромонаха Виктора к лику святых, по крупицам собирает материал о старце, ищет людей, лично его знавших, но, увы, таких уже осталось мало.

— Батюшка Виктор оказал большое влияние на всю мою жизнь. Знакомство наше началось с того, что заболел мой старший брат, мама пошла со своей болью к старцу, он дал ей святой воды, ею и побрызгали брата. И парень, до того лежавший без движения и едва дышавший — даже грудь почти не приподнималась, — стал быстро поправляться.

Иеромонах Виктор жил в Коренном монастыре Курской области, там он и ослеп. Когда монастырь закрыли и монахов высылали, иеромонаха Виктора, калеку, не тронули, посчитав его неопасным для советской власти. Но у батюшки Виктора было духовное зрение, которое позволяло ему видеть больше, чем нам грешными очами. Ничто, ни один грех не могли укрыться от него. Батюшка поселился в селе Красное, недалеко от нашей деревни. Однажды, под какой-то большой летний праздник мы с мамой пришли в село. К батюшке всегда ходило много народа, каждый хотел найти ответы на свои животрепещущие вопросы. Вот и в тот день у батюшкиного дома собралось немало людей. Мы прошли в дом, а там кричала бесноватая. Я в то время уже прочитал Евангелие и понимал, что в женщине сидит нечистый дух. Батюшка велел подвести бесноватую к нему. Две женщины взяли было ее под руки, но она грубым мужским голосом закричала:

— Что, Иван Семенович будет этому бородатому подчиняться? Никогда!

«Иваном Семеновичем» называл себя дух, сидевший в женщине.

Батюшка опять велел подвести к нему больную. Она вся скрючилась, стала словно деревянная, рот растянулся почти до ушей, лицо и шея неправдоподобно раздулись, и раздался такой звериный жуткий крик, что все взрослые со страху вылетели на улицу. Я же по малолетству был очень любопытен и хотя сильно испугался, но украдкой, из-за приоткрытой двери, продолжал наблюдать за происходящим. С батюшки пот лил градом. Женщина, не прекращая дикий рев, бревном упала навзничь. Батюшке подали кропильник, святую воду. Он покропил на женщину и только произнес: «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа…» — как изо рта женщины словно что-то выстрелило, и она, встав с пола, спросила совершенно нормальным голосом:

— Батюшка, со мной, наверное, плохо было?

Она даже ничего не помнила!

Отец Виктор предсказал окончание войны и нашу победуОтец Виктор предсказал окончание войны и нашу победу, а ведь в то время, увидев мощную немецкую технику, многие сомневались в победе. Он также сказал, что если на тысячу наших солдат хоть один будет верующим, то все войско будет считаться спасенным. Немца старец называл однорогим козлом, неугодным Божией Матери, и говорил, что его нужно гнать с русской земли. Во время войны люди шли к старцу нескончаемым потоком узнать, живы ли их родные и близкие. «Чадушка, чадушка, что случилось, рассказывай», — такими словами встречал приходящих к нему, но принимал не каждого, ведь люди были разные, некоторые шли к батюшке со злым сердцем.

В 1946 году старец по ложному доносу был арестован. Это история очень печальная, она о том, как гордыня вводит человека в грех. Когда Сталин отпустил из лагерей священников, то в одно село приехал батюшка, ему дали приход. Он, услышав о старце, пришел к нему, батюшка принял священника всей душой. Подходила Пасха, от священника к отцу Виктору пришла женщина и попросила благословения на Крестный ход. По традиции при этом прихожане одаривают славящих Пасхальной снедью.

— Ни в коем случае, нельзя, нельзя сейчас христославить по селу, — воскликнул старец, — проведете службу в храме, и достаточно.

О решении старца женщина сообщила священнику. В том, по-видимому, взыграла гордость. «Я тоже священник», — сказал он и после храмовой службы прошел Крестным ходом по приходу. Нужно помнить то время — свирепствовал голод, люди опухали, падали на улице. Но к Пасхе у многих на столе были крашеные яички, другая снедь. Все, что подали люди, священник привез в сельский совет, послал гостинчик и батюшке Виктору. А в сельсовете служащие, поедая Пасхальные гостинцы, хулили Бога и священство, рассуждая, вот, мол, какие попы, народ в такое жестокое время обирают.

К батюшке Виктору опять пришла та женщина.

— Как служба? — ласково спросил он ее.

— Хорошо, — радостно ответила женщина. — Ходили по селу христославили, вот и вам гостинчик принесла.

— Что ж он наделал? — ужаснулся батюшка, имея в виду священника, — земля лопнула и оттуда вышла нечистая сила, и как ругали Господа Спаса нашего!

И гостинцы не взял.

Когда же к батюшке приехал сам священник, он его не принял, велел уходить. И так случилось, что на старца тот священник написал донос. Приехал «черный ворон», забрали самого батюшку и женщин, за ним ухаживавших. Старцу в то время было уже около восьмидесяти лет. И вот его, старика слепого, положили на пол машины — видно, надеялись, что он не выдержит дорогу.

Привезли в Курск, там зачитали батюшке донос и сказали, кто его написал. Батюшку Виктора в связи с возрастом отправили в сумасшедший дом. Люди, прознав, где находится любимый старец, начали паломничество в больницу.

— Глянь, враги что сделали, — говорил расстроенный батюшка, — волосы сняли, бороду сняли.

Еще жаловался на холод и просил привезти ему одеяло.

Но когда одеяло привезли, выяснилось, что старец умер.

— Это был великий человек, — закончил свой рассказ Иван Федорович. — Ему был дан Свыше дар прозорливости. На таких людях держалась Русская земля.

Самому Ивану Федоровичу Бородину далеко за семьдесят. Но он бодрый, жизнерадостный. «Пока Господь дает мне силы, — говорит Иван Федорович, — буду стараться, трудиться на благо людей».

Маша Никитушкина
maloarhangelsk.ru
26.05.2006