Тяжелой выдалась для Евгении эта зима. Она была необыкновенно снежной: приходилось то и дело чистить деревянной лопаткой дорожки к сараям, погребу и колодцу, до которого аж двести пятьдесят шагов — их женщина не раз сосчитала — вымерила.

Была зима и довольно морозной, а в конце февраля вообще 30-градусной стужей решила свой уход отметить. Вот и таскала Евгения тяжелые ведра с углем да охапки дров, чтобы не дать огню в печке затухнуть.

А еще — тоскливой и одинокой была для нее эта зима.

Нередко женщина с грустью вспоминала прошлогодние зимние вечера, когда они с дочкой садились на диван и болтали обо всем: обсуждали деревенские новости, смеялись над проказами Наташкиных одноклассников, мечтали как поступит девушка в пединститут на учительницу начальных классов.

Вот мечта и сбылась. Стала дочь студенткой, да не абы какого, а столичного вуза. В Москве у Евгении старшая сестра Ирина жила, она и посоветовала:

— Попытка — не пытка, крестница моя умница — баллов много на ЕГЭ набрала, конкурс в педагогический не слишком высокий — пусть попробует, в провинциальный институт всегда успеет.

Наташка довольна теперь — в большом городе живет, у известных профессоров учится, подруг чудесных нашла. Сестра тоже рада: здоровье у нее слабое, а крестница помогает по дому, девушка к труду приучена — у нее все в руках горит.

Евгения даже в храме благодарственный молебен заказала. Удачно все сложилось.

Осень для нее незаметно пролетела за делами и заботами: с огорода все убирала, к зиме готовила, птицу рубила да тушенку в банки закатывала, чтобы дочери в город передать. Картошка, соленья , мясо — какие еще из деревни гостинцы можно привезти?!

На новогодние каникулы приезжали Наташка с Ириной, все забрали.

Ох и весело же было тогда! Втроем с горки на санках катались, во дворе снежные фигуры лепили, а вечером пели песни на три голоса…

Теперь опустел дом. Зимние вечера длинные. Евгении нравилось сидеть без света у окна и смотреть, как метет метель за окном.

— Добрый хозяин в такую погоду и собаку из дома не выгонит, — подумала Женя. Но тут она заметила, что к ее дому на окраине неуверенно движется сгорбленная фигура.

— Не почудилось ли? — потерла женщина глаза, — да нет, к калитке направляется. Нужно выйти посмотреть, что за человек, может, от собаки придется проводить — Шарик гостей не очень привечает. Но куда сейчас одинокой женщине без надежной охраны?

-Батюшки! Да это же Леший! — всплеснула руками Евгения, — еле идет бедный, что же с ним случилось?

Лешим прозвали лесника, который жил в своем домишке за несколько километров от деревни. Раньше его родители лес охраняли, а не стало их — сын из города приехал и дело продолжил. Семьи у Ивана не было, к людям он особо не тянулся, из лесу редко «в свет» выходил, только по большой необходимости. А тут — на тебе! Весь в саже, куртка обгорела…

Евгения подхватила на руки чуть не сбившего ее с ног мужчину и помогла добраться до дома. Леший кулем упал на диван в прихожей.

— Да у него жар! Доктора бы надо! Но разве «скорая» по такому снегу доберется?! В обед трактор дорогу расчистил, а ее уже полностью к вечеру замело, хорошо хоть мороз спал. Рассчитывать на свои силы нужно. Лишь бы воспаления легких не было, а с простудой-то уж я справлюсь! — приговаривала про себя Евгения, споро снимая с мужчины пропахшую дымом закопченную одежду.

Наутро Иван пришел в себя. Он долго не мог понять, где находится и каким образом здесь очутился. Лишь когда выпил горячего сладкого чая на травах, лесник глухим голосом рассказал Евгении о том, что сильно простыл и свалился с высокой температурой. Попытался подползти к печке, чтобы затопить, но ему не удалось: голова закружилась, и Иван потерял сознание. Очнулся — огонь кругом, видно, загорелось все-таки в печи, уголек из раскрытой дверцы выкатился, и пожар приключился.

Днем к больному «скорая» приехала. Фельдшер, прослушав, воспалительного процесса не обнаружила. От госпитализации Иван наотрез отказался.Евгения — добрая душа — не стала настаивать, чтобы он ее дом покинул, решила, что без присмотра упрямца оставлять нельзя.

Она трогательно ухаживала за больным, а тот старался отплатить ей за добро добром — развлекал как мог. Оказалось, что никакой лесник не молчун: столько историй разных знает, о службе в горячих точках рассказывал, о повадках зверья лесного…

Немного окреп мужик, стал помогать по хозяйству управляться, дровишки рубить, уголь колоть. Начала забывать Женя о том, какими тоскливыми бывают зимние вечера.

Отправилась она однажды в магазин за хлебом на другой конец деревни. Возвратилась — а Ивана и след простыл.

— Вот ведь Леший какой, даже не попрощался по-людски, — в сердцах выпалила Евгения. — Зачуял весну — сразу в лес заспешил. Говорят, что глубоко в лесу у них еще сторожка крохотная имеется, теперь, наверное, туда переберется, в самые дебри, от людей подальше.

— Ну ничего, март начался — дел прибавилось: нужно ящики под рассаду готовить, семена замачивать, гусыни на гнезда сели — не до скуки уж мне. Жила 15 лет без мужика и дальше проживу, невелика потеря, — убеждала она себя, смахнув невольно набежавшую слезу.

Поутру вышла Евгения с ведрами за водой и увидела у порога Ивана, который держал перед собой горшок с цветущей геранью:

— Ты не забыла, какое сегодня число, хозяюшка? Восьмое марта на дворе! В женский день и солнышко по-особому светит.

Лесник стал рассказывать:

— Пошел я на пепелище взглянуть да сторожку проверить. Ты представь, какое чудо я дома обнаружил! Крыша обвалилась, все снегом занесло, а цветок, который мать вырастила, сохранился — не замерз, не погиб — и даже зацвел. Будто мама мне знак подала, что дальше все в моей жизни хорошо будет. Так что не с пустыми руками , а с приданым жених пожаловал. Запала ты мне в душу, краса ненаглядная. Позволь руки твоей просить, Евгения!

Женя даже растерялась от неожиданности. Иван забрал у нее ведра, всучил горшок и вприпрыжку, как пацан, побежал к колодцу.

Евгения ласково улыбнулась ему вслед:

— Ну что тут скажешь? Сумел ведь Иван, как солнышко вешнее, в моем сердце лед растопить. Ох уж этот Леший!

Прочь уходя, метет зима.
Там, за окном — снежинок стая,
А я опять сижу впотьмах
И жду чего — сама не знаю.

А время будто смещено
И перепутаны начала…
Вдруг темно-синее стекло
Во мне капелью зазвучало.

И свет опять из-под ресниц,
И душно мыслям и желаньям.
Сгорает в зареве зарниц
Тупая скука ожиданья…

Наталья Рыжих
«За изобилие»
11.04.2011